Такие аргументы не могут убедить ни одного серьезного историка в мире, считает французский историк Антуан Аржаковский, сообщает Укринформ.
«Люди понимают, что нельзя воспринимать историю Крыма в отдельности от Киевской Руси, где крестился князь Владимир, к современной России. Это то, что делает Владимир Путин. А его восприятие не может убедить ни одного серьезного историка в мире», - говорит Аржаковский.
По его мнению, проблема заключается в том, что постоянно путают историю Руси (Киевской) с историей Московии (России).
«Это всем известно в Украине, но, к сожалению, в Западной Европе люди не всегда разбираются в тонкостях этих исторических названий. Я объясняю: это удивительно, так же как, например, говорить, что Франция приходится дочерью Италии, хотя Италия стала государством только в конце XIX века», - аргументировал Аржаковский.
Он пояснил, что россияне заселили полуостров после поражения в Крымской войне в 1856 году, фактически только в 60-е годы XIX века, и оставались до 1922 года. В 1922 году Крым - это уже республика, но не украинская и не русская, а советская.Чего ждать России,когда труды президента одобряет 83%? Обсуждаем с Львом Гудковым ("Левада-центр) и Максимом Трудолюбовым ("Ведомости").
Рейтинг одобрения деятельности президента РФ достиг небывалых высот. Чего ждать России,когда труды президента одобряет 83%? Что происходит с российским обществом?
Каковы политические последствия мобилизации населения в условиях антиукраинской истерии? Подталкивает ли после Крыма высокий рейтинг к дальнейшим опасным шагам?
Результаты последних социологических опросов обсуждаем с
директором "Левада-центра", лауреатом премии "Политпросвет" профессором Львом Гудковым и редактором отдела "Комментарии" газеты "Ведомости" Максимом Трудолюбовым.
Участвует депутат Государственной Думы РФ Вячеслав Никонов ( "Единая Россия").
Михаил Соколов: Сегодня в нашей московской студии руководитель Левада-центра профессор Лев Гудков, лауреат премии Политпросвет» этого года и редактор отдела комментариев газеты «Ведомости» Максим Трудолюбов. Сегодня мы поговорим о последних данных социологических исследований Левада-центра. Рейтинг одобрения деятельности президента России достиг уже 83%, в начале марта было 72%. Попробуем понять, что происходит с российским обществом в условиях такой патриотической мобилизации в связи с присоединением Крыма, событиями в Украине и так далее.
Документальный фильм «Украинский дневник» был снят в марте 2014 г., в первые дни аннексии Крыма Россией. Он рассказывает о тревожных ожиданиях украинцев в связи с конфликтом, разворачивающемся в Крыму на фоне «референдума» о присоединении этого региона к России.
Журналист - Саша Сотник
Съемка и монтаж - Мария Орловская
(с) Sotnik-TV
Лев Дмитриевич, я вас поздравляю с лауреатством, это такая высокая награда, хорошая компания «политпросветчиков» разнообразных, которые помогают людям понять, что происходит в мире и в России. Я хотел бы к сути нашего разговора. Прошли ли мы исторический максимум рейтинга Владимира Путина, можно ли подняться еще выше?
Лев Гудков: Пик приходился на август-сентябрь 2008 года во время войны с Грузией, тогда было 87%, почти предел сегодняшний.
Михаил Соколов: То есть нужно начать победоносную войну, тогда будет выше?
Лев Гудков: Каждый раз все пики отмечены примерно такой милитаристской воинственной риторикой, мобилизацией, подъемом патриотическим. Если посмотреть на всю историю отношения к Путину, то первый такой взлет — это был в самом начале на фоне взрывов, на фоне истерии, страха, вторая чеченская война, взрывы в Москве и, соответственно, сказано было «мочить в сортире будем», то, что мгновенно познала страна своего лидера. Тогда все показатели буквально за два месяца взлетели, мы такого просто никогда не видели. Сейчас в более слабой форме, но повторяется примерно та же самая мобилизация.
Михаил Соколов: Максим, получается, что российская власть нашла универсальный способ выходить из каких-то трудностей, которые у нее бывают с политическим состоянием. Еще два годна назад никто бы не мог поверить в разгар болотного движения, что любовь к Путину вернется на такой уровень.
Максим Трудолюбов: Нашла довольно давно. Как только Лев Дмитриевич говорил, если мы посмотрим на все почти 15 лет нынешнего правления, мы увидим такие взлеты и снижения, которые связаны с патриотической милитаристской мобилизацией. Я не думаю, что это представляет собой просто такой инструмент, который можно в любой момент снять с полки и применить. Все-таки ситуация должна соответствовать. Надо признать, что наш президент Владимир Путин владеет, если это инструмент, то он владеет им. Точнее, хорошо чувствует ситуацию и понимает, когда такого рода вмешательство требуется. Естественно, тут еще ситуация, не будь кризиса на Украине, неоткуда бы было взяться всей этой ситуации. Он очень вовремя оценил положение и сделал ход достаточно неожиданный с Крымом.
Михаил Соколов: Мне кажется, что рейтинг начал расти до Крыма, когда Путин фактически возглавил консервативную контрреволюцию. Разве нет? Эта борьба с разными «Гейропами», «замечательные» законы в Госдуме — вот это все разве не давало подъема?
Лев Гудков: Не давало. Он продолжал падать, и я думал, что это необратимое падение. Вообще говоря, таким симптомом некоторого состояния в обществе, начавшегося раздражения, возбуждения — это был подъем национализма. Мы, по-моему, с вами говорили об этом. Такое диффузное, ненаправленное, раздражение, отчасти связанное с дискредитацией власти.
Михаил Соколов: Это когда во время московских выборов все кандидаты, так или инач,е играли на этой теме?
Лев Гудков: Тут дело как раз не в выступлении кандидатов, а в общем раздражении, совмещенном с агрессией. То раздражение, то презрение, неуважение к власти выливалось на приезжих, на чужих, на других и прочее. И это состояние нарастающей внутренней агрессии росло всю осень, достигнув пика за все время наблюдения.
Падение рейтинга Путина продолжалось. Оно остановилось перед новым годом, дальше началась кампания Олимпиады, связанная с пропагандой. Олимпиада дала крошечный прирост, буквально 3-4%. Главное, что потом было развернуто — это сильнейшая антиукраинская кампания. Власть заговорила на языке войны, на языке «борьбы с фашизмом», массовой консолидации и сплочения. То, что происходило, указывает на то, что процесс распада и желания советского прошлого не просто не закончен, а он просто только заморожен и опустился вниз.
Михаил Соколов: То есть в любой момент эти бактерии можно разморозить и пустить в дело?
Лев Гудков: Боюсь, что да. Вообще говоря, это очень устойчивая вещь и она воспроизводится. Это не то, что люди так склоняются к этому и это их такая особенность, а это воспроизводится в школе, в армии, в институтах правопорядка, в власти. И это не случайная вещь.
То раздражение, колоссальное неуважение к власти, я еще раз говорю, действительно, февральские данные, несмотря на весь подъем, я просто поразился тому презрению к власти. Власть в России эгоистична, коррумпирована, воровата, мафиозна, она не уважает людей, она ставит себя над законом, она некомпетентна, она не умна — это все сохраняется, но оттеснено этой волной ненависти и пропаганды, связанной с «угрозой на Майдане», «прихода к власти ультранационалистов» — вся эта риторика.
Михаил Соколов: «Наших бьют»?
Лев Гудков: Самое главное. Тут, вообще говоря, мы имеем дело с каким-то вариантом племенного сознания, потому что другого способа консолидировать общество, кроме как мы — они и «наших бьют» ( на Украине), видимо, нет. Самое примитивный, самый устойчивый и самый эффективный, видимо.
Михаил Соколов: Максим, добавите что-то к этому тезису о племенном сознании российского общества?
Максим Трудолюбов: Мне трудно добавить в сторону того, как устроено именно общество. Я, наверное, как и многие, не ожидал такого всплеска поддержки. Я не думал, что дело дойдет до 80%, до 90%, насколько я понимаю, доходило в случае поддержки по Крыму.
Михаил Соколов: И держится на 90%.
Максим Трудолюбов: 80% с лишним, так скажем. Просто я пытаюсь понять, что это за психологический механизм, который позволил людям с такой легкостью отбросить ту часть рационального, которое стало развиваться в обществе. Если вспомним ваши же опросы о том, какой вы хотели бы видеть страну, вы хотели бы видеть такой мощной, которую боятся или необязательно такой мощной, но подходящей для развития, для роста, для благополучия прежде всего. Люди за последние годы, хоть неуверенно, но склонялись в сторону благополучия.
Михаил Соколов: То есть примерно одинаковый был уровень за и против 45-47%?
Лев Гудков: Последние годы был одинаковый, а в предыдущие годы были моменты, когда выбор в сторону благополучия значительно превышал.
Максим Трудолюбов: Это говорит о том, что люди, когда у них есть возможность взвесить ситуацию и посмотреть - я хочу так, а я хочу так, у них есть возможность ответить более информировано на вопрос с учетом своих собственных затрат, они колеблются. Точнее, та часть, которая хочет своего и частного, она оказывается довольно значительной. Когда речь идет о мобилизации или о военизированном отношении, когда повестка дня становится военной в миг, то, что Путин мастерски сделал.
Михаил Соколов: «Враг у ворот»?
Максим Трудолюбов: Мастерски сделал Путин: варвары у ворот, враг у ворот. Тут все рациональное ушло, сознание, что страна, я часть страны, что-то такое, я как часть большой страны — это видимо, очень мощно в людях есть и это, раз — и победило.
Михаил Соколов: Куда делись эти 45-47% респондентов, которые считали, что Путин не должен идти на следующие выборы 2018 года?
Лев Гудков: Половина примерно из них передумала, а часть ушла, вообще говоря.
Михаил Соколов: В тину?
Лев Гудков: В тину, в болото. Хотя эмигрантские настроения поднялись, но они не настолько сильны, как это было, скажем, перед рокировкой. Тогда ожидание, что Путин вернется, ощущение тупика и беспросветности, которое возникло тогда, дало довольно значительный подъем. Тогда 23% всех опрошенных россиян задумались об отъезде — это настроение, не реальный отъезд. Сейчас 16% - это ниже, но все равно, это меньше, чем было.
Я хотел бы добавить еще. Мне кажется, нынешний подъем патриотизма, как бы патриотизма, нельзя объяснить нельзя объяснить без ощущения сильнейшего массива человеческого унижения, зависимости от власти, постоянного чувства дискриминации, подавления, зависимости от власти, от произвола, беспомощности и ненависти к власти, неуважения и ненависти. Подчеркиваю — это очень сильный потенциал.
И одновременно, когда власть заговорила на языке коллективного единства, такого героического варварства, защиты своих, то это сработало как компенсаторный механизм. Наконец-то власть действовала в глазах этого большинства как должно, не морально, а как надо, «защищая своих».
Михаил Соколов: А может быть это «стокгольмский синдром», когда люди хотят полюбить насильника, который их насилует. Вдруг он что-то такое вне нас делает, как им кажется, нужное для страны, а потому и простим ему его безобразия изнутри?
Лев Гудков :Я бы здесь назвал это, «стокгольмский синдром» - это однократность ситуации, а здесь стационарный бандит такой.
Михаил Соколов: Термина нет?
Лев Гудков: Термина нет. Культура насилия, культура пронизывающая...
Космополит К°on
Коментарі
Дописати коментар
ВАТНИКИ НЕ МОГУТ ОСТАВЛЯТЬ КОММЕНТАРИИ