Как российский премьер-министр Путин поговорил со страной

Анна Качкаева: Конечно, сегодня я и мои коллеги будем обсуждать разговор Владимира Путина со страной, он рекорд сегодня побил – 4,5 часа был в прямом эфире.
Все телеканалы государственные и радиостанции раздвинули свои сетки и дали возможность Владимиру Путину ответить на все вопросы, которых было 88, и он на них ответил. Было больше 2 миллионов вопросов, заданных с помощью всех средств связи. Формат уже привычный – это студия, которая выгораживается в Гостином дворе. Выглядит она нарядно, правда, неясно до конца, что за спиной у премьера – то ли Россия во мгле, то ли зарницы, то ли цветомузыка, потому что страна у него за спиной переливается: от голубого в розовое, в сероватое, в зеленоватое. Очень многие мои коллеги сегодня говорили, что как-то, вроде бы, в меньшей форме он был, чем обычно. Мне так не показалось, судя по ответам и реакциям на важные вопросы. Сегодня почти все, о чем бы его хотели спросить, его спросили. Другое дело, как он отвечал.

Уважаемые слушатели, вы сегодня можете высказываться по поводу того, что услышали, как вам показалось это в контексте и политики социальной и экономической, и в смысле свобод, как вы оценили самого премьера, в какой он форме.

А мы будем обсуждать эту тему, и содержание, и формы, с моей коллегой Натальей Геворкян и Дмитрием Быковым.

Наталья, давайте начнем с ваших впечатлений, как вы эти 4,5 часа выдержали.


Наталья Геворкян

Наталья Геворкян: Прежде всего, нужно премьеру завести все-таки носовой платок. Есть такая проблема. Видимо, он чуть-чуть простужен. И у него нос был с проблемой, а он как-то пальчиком эту проблему поправлял, что, конечно, неправильно.

Выглядит он нормально, на мой взгляд, в остальном. И вот что меня еще удивило по картинке - очень сдержанные лица в зале. Никакого восторга я не видела. И я обратила внимание, что особенно скептический взгляд был у молодежи, что они редко хлопали.



Анна Качкаева: Некоторые, особенно которые вопросы задавали, были очень воодушевлены. Когда парень задавал вопрос: «Вы такой «фартовый?», - слово, конечно, просто как знак.



Наталья Геворкян: Вполне путинское. Но я имею в виду зал целиком. Когда его показывали, не было блеска в глазах, счастья и всего. Когда на что-то реагировали, условно, два первых человека реагируют, а за ними сидят ребята, и у них ни лицо, ни руки не тянутся к хлопкам, абсолютно спокойно. И конечно, выдержать это 4,5 часа... не знаю, ему, может быть, это в кайф, но это очень тяжело.



Анна Качкаева: Любой лектор, который привык держаться приблизительно 2 часа, стоя, не в режиме диалога, знает, каково это. А если подряд две лекции читать, то, конечно, энергии затрачиваешь очень много.



Наталья Геворкян: Так или иначе, он все вопросы просмотрел, он их более-менее знал, он был к этому готов. Может быть, если бы это был в буквальном смысле прямой диалог с неподготовленными вопросами, это потребовало бы большего количества эмоций. Но когда он понимает, что это будет нормально отфильтровано... Совершенно точно, он разговаривал не со мной. Этот разговор с Владимиром Путиным был не со мной. Предполагаю, что не с вами, не с Димой Быковым, и вообще не с нами. Нам так отвечать на вопросы нельзя.



Анна Качкаева: Так он несколько раз про интеллигенцию сказал, чего он раньше себе не позволял. Он сказал, что «бороденку надо сбрить»...



Наталья Геворкян: ...и вперед - против экстремистов, в шлеме защищать. Но дело даже не в этом. Я понимаю, что он не президент, а все-таки премьер-министр, но почему премьер-министр решил, что такой аудитории, как мы, не существует, я, честно говоря, не понимаю. Какие-то вещи такой аудитории, как мы, говорить нельзя.



Анна Качкаева: Вы правы, не для нас, в принципе. Потому что было несколько ключевых вещей, которых он за 10 лет себе никогда не позволял: в отношении Ходорковского... Хотя он к этому шел...



Наталья Геворкян: Он никогда не позволял предопределять исход суда. Все остальное, что он там говорил, он себе, в общем, позволял. Например, когда он рассказывал о предателях, которые свиньи такие, естественно, у меня тут же светлый образ Кима Филби перед глазами. То есть обратную сторону. Вот с этой бородатой аудиторией, которую он так не любит, пришлось бы говорить по-другому. А он говорил с другой аудиторией.



Анна Качкаева: Еще он сказал про оппозицию совершенно конкретно, что хотят денег и власти, а потом Россию распродадут. Как я это понимаю, части граждан в стране надо задуматься. Как нам иногда слушатели говорят: чемодан, вокзал и так далее. По-моему, после таких слов от второго человека в стране...



Наталья Геворкян: Может быть, он как раз этого и добивается. Я не знаю, что чувствовал несчастный Мацкявичюс, который сидел рядом с ним. Это же не режим интервью, и видимо, он не может ему сказать: «Подождите секундочку! А вот...». Но ощущение, что тебя отрезали... Я же тоже аудитория. Вообще не существую. С определенной частью аудитории действительно так нельзя разговаривать. Я уж не знаю, что хочет отгрызть Немцов, но эти-то уже отгрызли все, что могли, которые за Путиным стоят. И мы это прекрасно знаем. Мы это знаем по тому, что пишет Навальный, по вечным проблемам с Тимченко, с «Gunvor», с Ротенбергами – со всей этой компанией.



Анна Качкаева: Но было сказано: Ходорковский показателен, чтобы другим было неповадно. Но, видимо, можно, потому что - другие.



Наталья Геворкян: Но другим и не было повадно. Поэтому Абрамович с ним дружит, и все в порядке. То, что он сказал по поводу Ходорковского, меня потрясло. Вот так явно дать понять, что суд был вчера перенесен потому, что он сегодня должен был это сказать. И я уверена, что вопрос срежиссирован. Потому что вопрос был задан: «Расскажите-ка про Ходорковского, а то вы все время про бабушек и про собак». И вот это противопоставление обычных бабушек олигарху, в вопросе заложенное, уже было отвратительно. Ни один нормальный человек, который интересуется делом Ходорковского (может быть, таких не так много, но они есть), так бы вопрос не задал. И тут замечательная поляна: «Сейчас я расскажу про бабушек, которых надо уважать, мы перед ними в долгу». А на другой чаше весов – «вор должен сидеть в тюрьме». И как может юрист сформулировать, что суд так решил, а суд начинается 27-го, я не очень понимаю, в какой ситуации оказывается судья.

Анна Качкаева: Не говоря уже о том, что в какой ситуации вообще все эти институции оказываются. В этом же разговоре, говоря о том, что у нас самые гуманные суды, а потом, отвечая на вопрос по Гусь-Хрустальному и Кущевской, буквальные слова: «Этот провал - результат всех правоохранительных органов», - заявляет премьер. С одной стороны, суд у нас замечательный, а с другой стороны, у нас провал всей правоохранительной системы. Все органы власти несостоятельны, он говорит, отвечая на этот вопрос. Он это кому говорит? И 4,5 часа народ радуется признанию.

Наталья Геворкян: И была еще замечательная цитата, когда он рассказывал, как это правильно - губернаторские не выборы, а назначения. «Потому что организованная преступность приходила с выборными губернаторами», - говорит он в тот момент, когда...



Анна Качкаева: «И слава Богу, что теперь этого нет. Но, к сожалению, муниципальные выборы пока еще остались».



Наталья Геворкян: Но дело даже не в этом. У тебя Кущевская при назначенном губернаторе. Вот то, что там творилось, это даже не организованная преступность, это черт знает что. И ты всем объясняешь, что когда были избранные губернаторы, то вот этого было полно, а теперь так все хорошо, потому что они назначены. А Кущевская – вот она, и Гусь-Хрустальный, про который он прекрасно знает, тоже вот он. И эти несовпадения все время.



Анна Качкаева: Это означает, что вообще разговаривали не просто не с нами, а ни с кем, потому что это был просто формат: на фоне межнациональных стычек, всего безобразия, отложенного приговора. У меня такое ощущение, что это просто шоу. Те, кто не вслушивается в слова и не связывает одно с другим, потому что уж совсем ничего, даже попыток логически это выстроить...



Наталья Геворкян: Наверное, это всегда шоу. И у этого шоу, наверное, всегда есть какая-то задача и цель. А сколько их было – три или четыре?



Анна Качкаева: Этот – девятый.



Наталья Геворкян: Я хорошо помню последних три сессии такого разговора. Понятно, что есть система и есть абсолютно точный к этому подход. Как многие люди, окончившие школу КГБ, он хорошо запоминает цифры. Есть у них тренировочная программа. И это он делает хорошо. И он всюду, в каждом вопросе скользит по верхам. Когда ему сказали, что были тысячи вопросов по поводу межнациональных столкновений, это требовало минимальной аналитики: что такое диаспора в Москве, какой ее процент. Даже я уже знаю: их уже 30%. Думала или не думала власть, что такое интеграция, когда она их сюда пускала. Он вскользь упомянул, что, конечно, эти выступления, помимо всего прочего, против реакции власти на то, что произошло, против того, что следователь отпустил парня, которого обвиняли в убийстве. То есть это, в сущности, реакция против власти. Она канализируется самым примитивным образом: «Бей черных!», - это самый простой способ. Кто виноват? Конечно, «черные» виноваты. Не следователь, который получил 50 тысяч и отпустил, а вот эти. Я должна понять, что власть в этой стране об этом думает, это понимает, это анализирует и понимает, что с этой проблемой делать. Вот этого ничего нет. Но есть правильные слова, которые скользят по верхам.



Анна Качкаева: Дмитрий, удалось ли вам глянуть на эти 4,5 часа?



Дмитрий Быков: Вы не поверите, но у меня как раз в это время были уроки в школе, и мы со школьниками решили, что раз уж мы занимаемся литературой ХХ века с 11-ми классами, то нам историю современности знать небесполезно. Мы отладили компьютеры и посмотрели прямую трансляцию вместе.



Анна Качкаева: Значит, у вас есть не просто собственные впечатления, но еще и реакция молодого поколения.


Дмитрий Быков

Дмитрий Быков: Реакция детей была, конечно, поразительна по скепсису, по юмору. Они говорили, мне кажется, с гораздо более глубоким знанием проблем, нежели премьер. Но согласились мы вот в чем. Во-первых, это программа возвращения, безусловно. Во-вторых, это совсем не тот Путин, которого мы знали. Как точно заметил один остроумный ребенок: это возвращение по Стивену Кингу «Иногда они возвращаются». Так возвращается призрак после долгого пребывания в каких-то адских сферах, и он возвращается гораздо более жестким, чем мы его знали. И третье, что самое принципиальное: если не можешь победить, возглавь. Он, конечно, ощущает своим электоратом, прежде всего, «Ночных волков». То, что премьер снимает шляпу перед господином Залдостановым и перед группировкой «Ночных волков», это, конечно, более чем судьбоносно, это очень характерно. И мы поняли, что те люди, которые, в сущности, выступали одними из инициаторов событий на Манежной, составляют сегодня его основной электорат.



Анна Качкаева: Так же считают и ваши 11-классники?



Дмитрий Быков: 11-классники сказали, что по его реакции на эту проблему ясно, что центр тяжести, центр вины за происходящее он возлагает на диаспоры и на тех, кого называют нынешними «кавказскими хозяевами Москвы», это они виноваты. Потому что отпустили убийцу. Ясно, что правильно действует милиция, действующая более чем снисходительно. А если нам не нравятся действия милиции, нам надо сбрить бородки (уж не знаю, кого он имеет в виду) и пойти самим туда. Мы бы охотно пошли на площади, что ж они нас не пускают? Я даже думаю, если бы мы пошли, то, может быть, не было бы и тех событий. Но обратите внимание, интервью премьера совпало с интервью господина Суркова, который прямо выводит погром на Манежной из акций на Триумфальной. Вот здесь его логика оказалось так причудлива, тут, видимо, уже какая-то герменевтика вступила. Видимо, я хуже него знаю Маркузе, но какие-то небывалые глубины философии он продемонстрировал, что 11-ое число произошло из 31-го.



Анна Качкаева: Как вам кажется, не то что поверхностность, а уже абсолютно наплевательское отношение к логике, это что? Когда, с одной стороны, в отношении Ходорковского, наплевав на презумпцию невиновности, нам говорят про гуманные суды, а отвечая на вопрос про Гусь-Хрустальный и Кущевскую, признают, что на самом деле это абсолютный развал власти, они несостоятельны?



Дмитрий Быков: Детей и меня особенно порадовало: только «мозги нашли». Лексически, интонационно это, конечно, обращение к той самой аудитории, которую теперь, видимо, премьер считает своей. У меня бы возникло ощущение, если бы я это смотрел не среди детей, глубочайшей безнадежности. Но то, с каким скепсисом и юмором это воспринимают сегодняшние школьники, показывает, что все не безнадежно, показывает, что они, власти, где-то там будут вести себя вот так, а остальная страна будет как-то учиться выживать, наверное, без них.



Анна Качкаева: У меня такое ощущение впервые. Я краевед, я ведь смотрю все эти «линии» подробно уже десяток лет. И сегодня у меня было ощущение какого-то ужаса от того, что я услышала.



Дмитрий Быков: Да, у меня тоже было ощущение ужаса, но этот ужас происходит где-то там. Какие-то адские сферы, но они же не имеют к нам отношения. Я недавно в разговоре с Татьяной Москвиной сказал, что действительно власть сегодня относится к нам, как будто мы где-то в Африке. И она сказала правильно: «Ну и относитесь к этому, как к Африке». Наверное, нужно попытаться, наконец, воспринимать ее отдельно от себя: он где-то там провел «прямую линию», а мы где-то здесь живем своей жизнью, в которой мы ему, безусловно, не указ, но и он нам, простите, не вождь и не учитель.



Анна Качкаева: Но вы говорите о том, если он, наконец, обрел собственный электорат, и это тот электорат, который выходит на Манежку и к Киевскому, то мы по улицам-то все вместе ходим.



Дмитрий Быков: Я не стал бы преувеличивать, во-первых, размеры этого электората. Потому что вся гвардия фанатов количественно никак не перевесит в Москве количество людей с высшим образованием. А во-вторых, я думаю, что даже самые левые, самые радикальные, самые националистические группировки в общей своей численности не таковы, чтобы стоило всю страну принимать за этих людей. Эти маргинальные группы были всегда, просто власть никогда на них не опиралась, никогда не снимала перед ними шляпу, никогда не провозглашала их национальную политику, скажем, применительно к Украине, своей, никогда не восхищалась их рейдами туда. Ну, что ж поделаешь, власть так пала. Но она у нас падала еще и не так. Надо учитывать выстраивать альтернативы, прежде всего, сетевые, а там, глядишь, и бытовые.



Наталья Геворкян: Дима, вы все время говорите, что это электорат. То есть вы считаете, что он утвердил себя как кандидата в президенты этим выступлением?



Дмитрий Быков: Мне кажется, он стилистически подчеркнул, что это линия хозяина страны. А в каком статусе он будет находиться – это совершенно не принципиально. Но думаю, что общая интонация этого разговора ведет к оформлению этого статуса. Мне представляется, что послание Медведева, которое точно назвали «детским» во всех отношениях, оно не оставляет сомнений в его электоральном будущем.



Анна Качкаева: Я думаю, что Дима абсолютно прав. Во всяком случае, мы услышали другое заявление человека, который заявил о том, кто в стране хозяин.

Клавдия Петровна из Москвы, здравствуйте.



Слушатель: Я не слушала, потому что считала, что это трата времени. Тем не менее, косвенно я поняла, что не были затронуты вопросы о том, что нет рабочих мест для родителей, о детях которых мы якобы заботимся. Обеспечьте рабочими местами людей по всей стране – и дети будут хорошо себя чувствовать. Где следователи, которые отпустили убийц? Почему их не судят всенародно? Почему Стабилизационный фонд за границей? Журналисты муссируют в последнее время дело Ходорковского и тандем Путин и Медведев. Это недостойно. Ходорковский такой же вор, как и Абрамович, поэтому говорить о нем как об отдельной личности, я считаю, нельзя. Об оппозиции. Немцов, Касьянов – это те же воры. Путин действительно здесь прав, хотя я против него.



Анна Качкаева: А чего ж вы против него-то?

Слушатель: Я против него, потому что он не соблюдает национальные интересы моей страны, моего Отечества, о котором вы забыли. Слово «Родина» забыли и не пропагандируете.

Наталья Геворкян: Он сегодня говорил про национальную идею.

Анна Качкаева: Дима, Наталья сегодня пришла со словами, что «он разговаривал не со мной». Вы, рассказав нам про своих ребят, сказали, что он разговаривал не с вами. Но он и с Клавдией Петровной, выходит, не разговаривал. Так с кем он разговаривал?

Дмитрий Быков: Клавдия Петровна – это, безусловно, его электорат. Только это пример критики слева. И конечно, это его электорат по закомплексованности, по злобности. Но не будем унижаться до диалога с такими людьми, как Клавдия Петровна.

Давайте подумаем о другом. С кем он, собственно, разговаривал? Он разговаривал с людьми озлобленными, мстительными, желающими найти крайнего. Состояние страны не пряничное, мы все это понимаем, проекта будущего нет. Но, видимо, опять найдены крайние. В качестве врагов чаще других упоминалась либеральная оппозиция. Он разговаривал с теми, кто ищет врага. Он его нашел, и поздравляю его с этим!

Анна Качкаева: Николай, Мичуринск, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Господин Быков, как вы полагаете, не последуют ли после нынешней речи какие-то меры и санкции, которые будут сказываться на нашей свободомыслящей интеллигенции?

Дмитрий Быков: Я не думаю, что последуют санкции. Мне кажется, санкции будут выражаться в одном. Уже сейчас сказано, что во всем виноваты разжигатели розни. Под «разжигатели» у нас чаще всего попадают те, кто информирует о подобных событиях. Любые журналисты, которые рассказывают о проявлениях национализма, - это потенциальные крайние.

Анна Качкаева: Мне кажется, что разговор срежиссирован, неслучайно совпадение появления интервью Суркова, неслучайно подгадывали синкопу разговора от «детского» послания к аккорду мощному перед Новым годом, с переносом приговора. И в конце очень символическая фраза под 31 декабря, когда спросили: «Не стыдно ли вам перед нами?». «Не стыдно», - сказал Владимир Владимирович. Если 10 лет отмотать назад, тогда, как мы помним, Борис Николаевич повинился. А здесь не стыдно.

Наталья Геворкян: Так он же не уходит.

Анна Качкаева: С точки зрения драматургии. Дима, заявление на сколько – до чемпионата мира или это все-таки драматургическая игра, конца которой мы пока не видим?
Дмитрий Быков: Если все пойдет такими же темпами - и деградация страны, и интеллектуальная прежде всего, и стагнация в стране будет продолжаться ровно так же, как продолжались при Владимире Владимировиче и Дмитрии Анатольевиче, то вопрос о смене власти отпадает сам собой. Эта страна станет неспособной к новому электоральному циклу, потому что отвыкнет понимать человеческие слова. Следовательно, это до конца, каким бы он ни был. А конец в таких случаях бывает либо бурным и лавинообразным - в случае каких-то внешних вызовов, например, нового обвала валют, либо бесконечным гниением, которое мы наблюдали в России, примерно начиная с 1907 года. Думаю, что лет 10. И оптимистически добавлю: возвращение и возрождение на новой почве.



Наталья Геворкян: А я считаю, что не так. Я считаю, что время спрессовалось, его спрессовали новые технологии, Интернет и так далее. Я думаю, что никаких 10 лет у них нет. Меня не было в стране 1,5 месяца, и я приехала через 1,5 месяца в другую страну. Я приехала в воскресенье, когда была «Манежка». Я потом ходила по улицам со своей физиономией и даже поехала на метро в ужасе, честно говоря. Это совсем другая ситуация. Я думаю, что у них нет 10 лет. Вот у этой интонации разговора 10 лет нет.



Анна Качкаева: Но тогда эта интонация разговора должна закончиться серьезными выводами.



Наталья Геворкян: Я думаю, что его электорат дико сжался, ужался, его меньше.



Дмитрий Быков: Я думаю, что он колоссально расширился, и расширен он, прежде всего, за счет тех, кого в Ленинграде в 20-ые годы называли гопотой, от слова ГОП – городское общежитие пролетариата. Мне кажется, что за счет этих людей, у которых нет будущего, безусловно, проекта будущего у них нет никакого, расширился электорат. Потому что так называемые гопники увидели в этих словах ноты поддержки. Это их человек, их голос и в какой-то степени их гнутые пальцы в этом сказались.



Наталья Геворкян: Дима, а я думаю, что они были с самого начала его электоратом. Он же пацан.



Дмитрий Быков: Да, конечно. Я не думаю, что этот электорат сужается, напротив, он расширяется. Другой вопрос: насколько он способен к управлению и самоуправлению? Я полагаю, что надо дать этому электорату, видимо, немножечко похозяйничать, другим надо попробовать жить своей жизнью, и не свергать эту вертикаль – это бессмысленно и травматично для страны, а выстраивать параллельную альтернативу.



Анна Качкаева: Наталья из Москвы, здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Два замечания по поводу сегодняшней речи. Не было вопроса по Магнитскому и по поводу Навального, цифр по «Транснефти». Потом премьер заявил, что ему не стыдно, а мне стыдно как гражданке за то, что у нас такое правительство. И Дмитрий уже не раз провозглашал, что не нужно вмешиваться, мы будем автономны, как это было в советское время, а оно как-нибудь само куда-то продвинется. Но Ходорковский, Лебедев и Пичугин, все «сидельцы» ЮКОСа там. Сидят те, кто выходил на площадь. Сидят «лимоновцы», сидят ученые, убивают людей, журналистов.



Наталья Геворкян: Я думаю, что можно очень хотеть, но не всегда получается. Или мы должны перестать думать и реагировать на какие-то вещи, или нам все равно придется, к сожалению, протестным или несогласным образом участвовать в жизни, которую нам предлагает эта вертикаль. Да и у Димы не получается, судя по стихам, по колонкам и по всему, что он пишет и обсуждает с 11-классниками.



Анна Качкаева: «Надо признать, к сожалению, Путин вновь нас всех обыграл», - пишет Виталий.

«Поняли, кто в России пахан?», - интересуется Владимир с Алтая.

«Почему такие встречи с народом проводятся в рабочее время? Сколько потеряла экономика России из-за этого? Почему в эфире не затронута тема разрушения образования в стране, отмена сертификации пищевой и парфюмерной продукции?». Образование было, а про все остальное, видимо, не успели. Да и много чего не спросили. А вот насчет того, сколько времени люди тратят у экрана, я думаю, что не очень много. Только те, кому надо было по работе посмотреть эти 4,5 часа.



Наталья Геворкян: Это вы узнаете из рейтингов.



Анна Качкаева: Хотя обычно рейтинги довольно высокие, что меня изумляет.



Наталья Геворкян: Потому что шоу.



Анна Качкаева: «Да, публика скучновата, - пишет Александр из Москвы, - хотя известно, каким способом можно прибавить энтузиазма. Солженицын рассказывал, как после выступления товарища Сталина звучали аплодисменты 10-20 минут. Они изнемогают от усталости, но все хлопают. Наконец, один решился и перестал, а за ним и все остальные. Через неделю его арестовали за связь с какой-то разведкой. На допросе следователь сказал: «Никогда не переставайте хлопать первым». Сейчас нет этой проблемы.

«Уважаемые эксперты, на ваш взгляд, что все-таки общего и что объединяет психологически Путина, Кастро и Чавеса?», - Сергей Митрофанов из Москвы.



Наталья Геворкян: Неспособность отдать власть. Они несменяемые лидеры, и им это нравится, и они так будут жить. Между прочим, в отличие от Пиночета, который сказал, что уйдет, и ушел, остался сенатором.



Анна Качкаева: Но Кастро тоже как-то отходит.



Наталья Геворкян: Аня, когда ему будет столько же лет, сколько Кастро, и он переживет две или три раковых операции, он тоже, может быть, отойдет. Но я считаю, что это основное, что их объединяет. Абсолютно уверены, что они - благо для страны, и лучше ничего быть не может.



Анна Качкаева: Александр спрашивает: «Не подскажете, Путин сегодня платье Снегурочки дарил? А то я как-то упустил». Нет, не дарил. Елок не было сегодня. Сегодня были вопросы, которые два-три года назад, наверное, не задали. Я знаю атмосферу этих «линий». Никакая бы Кущевская, Междуреченск, «Манежка» могли просто не всплыть. А сегодня они все прозвучали. Другое дело, какой ответ мы на них получили.

«Когда у Путина спросили про возможность анонимных звонков, чтобы сообщать о случаях взяток, он сказал, что страна не будет возвращаться в 30-ые годы».

«Кущевская началась еще при выборном губернаторе. Избирают губернаторов или назначают – бандиты от этого никак не меняются. Кстати, губернатора во Владивостоке тоже поначалу выбирали», - Александр из Москвы.

«Речь в путинском стиле: призывает не воспитывать и паковать без всякой жалости хулиганов».



Наталья Геворкян: По-моему, Медведев сегодня об этом говорил, а не Путин.



Анна Качкаева: Да, по-моему, Медведев, потому что Медведев говорил о том, что уголовная ответственность за хулиганство.

«Дамы и господа, вы еще не устали переливать из пустого в порожнее, обсуждать одно и то же? Планы партии и правительства – в жизнь, цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!». Ну да, наверное, и так можно.

«Есть загадочное и романтическое выражение «наводить тень на плетень». А что, по-вашему, было больше в выступлениях Путина – первого или второго?».



Наталья Геворкян: Я думаю, что у него такая манера говорить всегда. Но если он хочет сказать, что-то очень конкретно, то появляются «мозги», «сортиры», «воры, которые должны сидеть».



Анна Качкаева: «За Путина можете не переживать – вывернется».



Наталья Геворкян: Вывернется или не вывернется – это от нас зависит в какой-то степени.



Анна Качкаева: Наверное. И все-таки про Ходорковского. Совершенно последствий тоже, скорее всего, понятная, и понятно, что произойдет. Ваш прогноз, как поступит судья Данилкин?



Наталья Геворкян: Я думаю, что из-за этого перенесли. Я не думаю, что если бы начали вчера читать, он мог бы себе позволить при чтении приговора. Если разделять точку зрения, что ему на все плевать, то, может быть, и мог бы. Но мне кажется, что когда уже читается приговор, он должен был бы по-другому построить свою ремарку.



Анна Качкаева: Тем более что он про римское право все время вспоминает.



Наталья Геворкян: Очень хочется, чтобы судья Данилкин вдруг оказался поперек и совершенно другим, и сказал бы, что он думает иначе, или приговор был бы другим, но я, к сожалению, реалист в этом смысле. Я думаю, что этот приговор предопределен. Я не очень понимаю до сих пор и не могу себе объяснить, зачем нужно было озвучивать вот этот приговор публичным образом вот так. Понятно, кто, куда, «телефонное право», можно через Мосгорсуд или как-то... Может быть, есть разные мнения по вопросу? Может быть, он решил, что его мнение обязательно должно быть услышано и оно вот такое. Может быть, у него есть какое-то высшее знание, и мы не знаем, что в кулуарах делается, какие точки зрения пересекаются. Может быть, он сомневается в судье Данилкине и считает, что тот может принять самостоятельное решение. Но я боюсь, что это его процесс, это его дело, оно им создано, Путиным, и он вынес приговор. Я не думаю, что его не услышит судья Данилкин, он при всем желании не может его не услышать.

Анна Качкаева: Вот так мы проанализировали и решили, что с премьером надолго, первым или вторым он будет, но, видимо, надолго.