Осень 1933 года, казалось, не предвещала ничего необычного. Деревья, роняя последнюю листву, ловили последние погожие дни, а вечно спешащие горожане уже готовились к предстоящему Рождеству. Но новость, которая в одночасье облетела Париж, разрушила лирический настрой и произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Вы слышали, дорогая, Феликс Юсупов все-таки оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Я всегда об этом догадывалась. А Ирина, его жена, с Григорием Распутиным... ну, вы понимаете, – торопливо говорила немолодая дама в строгом сером костюме. – Откуда я знаю? Весь город только и обсуждает эту новость: говорят, в Голливуде даже сняли фильм, который вот-вот выйдет на экраны. Я просто обязана его посмотреть!
Давно пора было поставить этого выскочку на место. Подумаешь, князь! – заключила собеседница.
Весть о том, что американская компания "Метро-Голдвин-Майер" создала картину под названием "Распутин и императрица", в которой в весьма вольной форме использовались исторические факты, и правда была у всех на устах. Поэтому в день премьеры кинотеатр, расположенный на одной из центральных улиц столицы, оказался заполнен до отказа. Те же, кому не достался билет, толпились у входа. Собравшихся заботила лишь одно: какой будет реакция самого князя, виновника ажиотажа. Однако Феликс под руку с супругой Ириной появились в последний момент, когда в зале уже начал гаснуть свет, и покинули помещение, не дождавшись окончания картины. А зрители еще долго не расходились, решая: правда все это или все-таки вымысел?
"Я фигурировал под именем князя Чегодаева, Ирина названа была княжной Наташей, моей невестой, на которой женился я после скандальных перипетий: в одной сцене Ирина явно уступала домогательствам Распутина, а в другой признавалась жениху, что, потеряв честь, она его недостойна. Ложь была вопиющей. Ирина не смогла добиться запрета картины и решила возбудить против "Метро-Голдвин-Майер" иск", – напишет годы спустя Феликс Юсупов в своих "Мемуарах". Но тогда его возмутило не столько искажение исторических фактов, сколько то, что была задета честь жены, Великой княгини Ирины Александровны Юсуповой, урожденной Романовой, родной племянницы императора Николая II. "Я не хотел вспоминать прошлое", – признавался князь, но, чтобы восстановить справедливость, готов был снова вернуться к печальным событиям тех лет. Суд, проходивший в Лондоне в феврале 1934 года, удалось выиграть, но он стал еще одним поводом для любителей позлословить относительно очередной выходки князя. Однако Феликс привык к пристальному вниманию окружающих: людей привлекала таинственная история, похожая на недобрую сказку, действующими лицами которой были все представители этого древнего рода...
Семейное предание
Легенды не рождаются на ровном месте, в отличие от сплетен.
Валентин Домиль
"Основателем нашей семьи назван в семейных архивах некто Абубекир Бен Райок, потомок пророка Али, племянника Магомета. Титулы нашего предка, мусульманского владыки – Эмир эль Омра, Князь Князей, Султан Султанов и Великий Хан. Его потомки также правили в Египте, Дамаске, Антиохии и Константинополе. В конце XV века его правнук Муса-Мурза... захватил и разрушил мятежную часть Золотой орды. Сменил Муссу... хан Юсуф – один из самых сильных и умных правителей того времени", – этот рассказ, который знали наизусть все Юсуповы, был частью их достояния – такой же, как фамильные бриллианты. Но интрига состояла в том, что именно этот полулегендарный Юсуф, положивший начало "русской" ветви княжеского рода, стал невольной причиной всех бед, обрушившихся на них в будущем. В детстве Феликс заслушивался рассказами матери, Зинаиды Николаевны, которая слыла не только одной из умнейших женщин своей эпохи, но и первой красавицей при императорском дворе. Именно от нее узнал Феликс свою родословную, а заодно о том, чем прогневил своих богов легендарный Юсуф. А случилось вот что...
Ногайский хан, вопреки воле соплеменников, наладил отношения с Москвой и в течение многих лет был союзником Ивана Грозного. Даже отправил к его двору своих сыновей, которые отказались от магометанства и приняли православную веру. А этого народ хану простить уже не мог. Тогда-то, якобы, местными шаманами и было наложено проклятье, по которому из всех рожденных в одном поколении Юсуповых до двадцати шести лет доживал лишь единственный наследник. Почему именно так – осталось загадкой. Зато доподлинно известно: сбывалось оно со зловещим постоянством. Не обошло стороной и семью самой Зинаиды Николаевны, потерявшей старшего брата и младшую сестру. Вероятно, именно поэтому так переживала она о судьбе собственных мальчиков – Николая и Феликса, которым сумела передать не только редкую красоту и колоссальное состояние, но и родовое имя – Юсуповы. Выходя замуж за гвардейского офицера графа Сумарокова-Эльстона, она, как единственная продолжательница рода, получила разрешение сохранить свою фамилию. Стоит ли говорить, что в детях Зинаида Юсупова не чаяла души, оберегая их от всех бед и напастей?! После рождения первенца Николая, женщина надеялась, что второй окажется девочка. Поэтому когда в 1887 году на свет появился сын Феликс, она, следуя капризу, начала наряжать его в... кружевные платья. Возможно, именно это обстоятельство наложило отпечаток на детскую психику: поведение юного Феликса многим давало повод считать его бисексуалом. Сам он это мнение никогда не опровергал. А в числе людей, пользовавшихся его "особой симпатией", упорно называли имя Великого князя Дмитрия Романова.
Позже Феликс Феликсович не раз вспоминал, сколько переживаний доставляли родителям его выходки и строптивый характер. Мать и отец на все закрывали глаза: лишь бы их мальчики были живы и здоровы. И гнали прочь печальные мысли, тем более что двое из четверых их детей умерли в младенчестве. Однако уйти от судьбы Юсуповым не удалось и в этот раз...
В 1908-м старший брат Николай без памяти влюбился в девушку, которая уже была помолвлена с другим. Но мысль быть вместе со своей ненаглядной не оставила его и после того, как она вышла замуж. Упорство Николая привело в негодование законного супруга, который вызвал его на дуэль. И хотя история несчастной любви была известна всем домашним, накануне Зинаида Николаевна делилась с Феликсом: "Про дуэль все ложь. Николай был у меня. Они помирились. Господи, какое счастье! Я так боялась этой дуэли. Ведь ему вот-вот исполнится двадцать шесть лет!" Не исполнилось: канун рокового возраста совпал с поединком. "Наутро камердинер Иван разбудил меня... Охваченный дурным предчувствием, я вскочил с постели и ринулся к матушке. По лестнице пробегали слуги с мрачными лицами. Мне на вопросы никто ничего не ответил. Из отцовской комнаты донеслись душераздирающие крики. Я вошел: отец, очень бледный, стоял перед носилками, на которых лежало тело брата. Матушка на коленях... Когда матушка немного успокоилась, она позвала меня. Я подошел, но тут она приняла меня за Николая. Сцена была ужасна. У меня кровь в жилах стыла. Потом матушка впала в оцепененье, а очнувшись, уже не отпускала меня ни на шаг". Все это произвело на Феликса огромное впечатление, оставшись в памяти навсегда. Но время шло, и события тех печальных дней отодвинулись на второй план...
Ирина
Высшее счастье в жизни – это уверенность в том, что вас любят; любят ради вас самих, вернее сказать – любят вопреки вам.
Виктор Гюго
– Феликс, ты последний в роду Юсуповых и потому должен жениться, – сказала однажды Зинаида Николаевна, и он понял, что беззаботной жизни пришел конец. Ведь юный князь видел свое будущее совсем по-другому. "Я отвечал, что не склонен к семейной жизни и что если обзаведусь детьми, не смогу пустить состояние на проекты свои... В Москве и Петербурге мы имели дома, в которых не жили. Я мог бы сделать из них больницы, клиники, приюты для стариков. А в петербургском на Мойке... – создал бы музей с лучшими вещами из наших коллекций. В крымском и кавказском именьях открыл бы санатории. Одну-две комнаты от всех домов и усадеб оставил бы себе. Земли пошли бы крестьянам, заводы и фабрики стали бы акционерными компаниями", – именно так Феликс Юсупов надеялся распорядиться своими капиталами. Возможно, эти мечты были навеяны романтическими идеями о всеобщих свободе, равенстве и братстве, а может быть, впитаны с молоком матери, которая внушала сыновьям: "Чем больше дано вам, тем более вы должны другим. Будьте скромны. Если в чем выше других, упаси вас Бог показать им это". Неизвестно, удалось бы князю когда-нибудь реализовать свои меценатские замыслы или они растворились бы в заботах о собственном благополучии: стоял беспокойный 1913 год, и дни беспечной жизни были уже сочтены. Правда, пока об этом еще никто не знал. Зато момент, который во многом изменил ход его личной истории, был совсем близко...
"Однажды на верховой прогулке увидел я прелестную девушку, сопровождавшую даму почтенных лет. Наши взгляды встретились. Она произвела на меня такое впечатление, что я остановил лошадь и долго смотрел ей вслед. На другой день и после я проделал тот же путь, надеясь снова увидать прекрасную незнакомку. Она не появилась... Но вскоре великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ксения Александровна навестили нас вместе с дочерью своей, княжной Ириной.
Каковы же были мои радость и удивленье, когда я узнал в Ирине свою незнакомку! ...Профиль ее напоминал древнюю камею", – напишет Юсупов полвека спустя в своих "Мемуарах". А в то время его мысли были заняты только воспоминаниями о недавней встрече: "В сравненье с новым переживанием все прежние мои увлеченья оказались убоги. Понял я гармонию истинного чувства", – признавался он. А когда Великий князь Алексей Михайлович приехал однажды к родителям обсудить предполагаемый брак между своей дочерью Ириной и Феликсом, был по-настоящему счастлив, "ибо это отвечало тайным чаяньям". Когда вопрос о свадьбе был решен окончательно, молодые люди получили возможность проводить вместе все свободное время. Как признавался впоследствии Феликс Юсупов, его покорили не только изысканная внешность, ум и обаяние невесты, но и то, как спокойно она выслушала его исповедь. А покаяться будущему мужу действительно было в чем, ведь слухи о его любовных пристрастиях и бурной молодости ни для кого не были секретом. "Я рассказал ей всю жизнь свою. Нимало не шокированная, она встретила мой рассказ с редким пониманьем. Поняла, что именно противно мне в женской натуре и почему в общество мужчин тянуло меня более. Женские мелочность, беспринципность и непрямота отвращали ее точно так же. Ирина, единственная дочь, росла вместе с братьями и счастливо избегла сих неприятных качеств", – с радостью отмечал он.
С тех пор все чувства, планы и надежды были связаны исключительно с Ириной. День свадьбы назначили на 22 февраля 1914 года в Петербурге в часовне Аничкова дворца. "Подвенечный Иринин наряд был великолепен: платье из белого сатина с серебряной вышивкой и длинным шлейфом, хрустальная диадема с алмазами и кружевная фата от самой Марии Антуанетты... Для нашего будущего обустройства родители мои освободили бельэтаж в левой части дома на Мойке. Первая – бальная зала с колоннами желтого мрамора и зимним садом за аркадою в глубине. Далее большая гостиная, обтянутая шелком слоновой кости. На стенах – французская живопись XVIII века. S-образные белые с позолотой диваны обиты вышитым цветочками шелком того же светлого, что и стены, цвета. Затем моя личная гостиная. В ней мягкая мебель красного дерева с ярко-зеленой обивкой и лучевой вышивкой. На ярко-синих стенах – гобелены и полотна голландских художников. Затем аметистовая столовая..." – единственному наследнику многомиллионного состояния к роскоши было не привыкать: говорили, что с капиталами Юсуповых к тому времени могли сравниться только императорские. Медовый месяц молодожены провели во Франции: приемы и балы в Париже, путешествие по стране... Казалось, праздник жизни, которым был наполнен каждый день, никогда не закончится... Год спустя, 21 марта 1915-го родилась дочь, названная в честь матери Ириной. "Услышав первый крик новорожденной, я почувствовал себя счастливейшим из смертных", – признавался Феликс. Но старинные часы в парадном зале дома на Мойке уже начали свой отсчет: времени до рокового дня оставалось все меньше...
Fatum
Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена.
Стефан Цвейг
"Было действительно что-то особенное в его простецком облике. На святого старец не походил. Лицо лукаво и похотливо, как у сатира. Более всего поразили меня глазки: выраженье их жутко, а сами они так близко к переносице и глубоко посажены", – записал Феликс в дневнике первое впечатление от встречи с Григорием Распутиным. Тот факт, что "старец" давно и прочно завладел сердцем и умом императорской четы, ни для кого не был секретом. И хотя многие считали его шарлатаном и чернокнижником, никто не отрицал того, что Григорий Ефимович обладал особой гипнотической силой. Почувствовав безнаказанность, "старец" стал активно вмешиваться в политику, создавая распри и интриги. Говорили, что именно по его наущению в сентябре 1911 года в Киевском оперном театре был убит премьер-министр Столыпин, который боролся с распутинским произволом. Но после того как Распутину удалось остановить приступ гемофилии у царского наследника Алексея, Николай II и его супруга поверили в него, как в Бога. Сам же "целитель" не сомневался в собственной незаменимости и взялся вершить судьбы отечества, нашептывая пророчества государю и государыне. В императорском окружении многие пытались объяснить Николаю, как опасно влияние "пророка" для страны. А когда последние аргументы оказались исчерпаны, решено было убрать "старца" пусть даже ценой убийства, потому что именно в нем виделась многим причина всех бед. "Я говорил уже, что по натуре не воитель. В той внутренней борьбе, какая происходила во мне, одолела сила, мне не свойственная", – признавался Феликс Юсупов много лет спустя. Хотя тяжелая миссия казалась невыполнимой, только так, считал он, можно спасти отчизну. Местом исполнения плана выбрали... юсуповский дом на Мойке, – тот самый, где еще совсем недавно звучали музыка и смех, заздравные тосты и пожелания молодым долгих лет безоблачного счастья. Среди тех, кто взялся за исполнение приговора, кроме самого Феликса, были несколько его близких друзей, в том числе Великий князь Дмитрий. А ночью 29 декабря, в канун нового 1916 года, когда весь Петербург готовился к предстоящему Рождеству, совершилось то, что, по мнению Феликса, должно было изменить ход истории.
Однако, несмотря на строжайшую секретность, выстрел, прозвучавший в подвале особняка, не остался не замеченным. Утром государыне доложили, что Григорий Распутин не вернулся домой. Первыми подозреваемыми "в деле "старца" стали Феликс Юсупов и Дмитрий Романов. Разгневанная императрица требовала немедленно расстрелять преступников, но ее супруг ограничился высылкой: Великий князь Дмитрий отправился на турецкий фронт в Персию, а Феликс – в родовое имение. "С тяжелым сердцем сел я в вагон. Прозвенел звонок, локомотив пронзительно свистнул, перрон дрогнул, поплыл, исчез... А вскоре в зимней ночи исчез Петербург. Поезд устремился во мрак по пустым заснеженным равнинам. И погрузился я в свои грустные мысли под монотонный перестук колес..." – вспоминал он. Расставаться с тем, что Феликс так любил, было невыносимо больно: молодой князь чувствовал, что видит город детства в последний раз. Утешало лишь то, что в Ракитном его ожидала встреча с близкими. А из Петербурга летели вести одна другой тревожней. "Мир сошел с ума и погибал на глазах. В марте грянула революция..." – отмечал Юсупов, с отчаянием осознавая: его жертва не была принята небом, и то, что должно было случиться, произошло. Шел роковой 1917-й, разрушая судьбы и города, сметая все, что было дорого и любимо.
"Не будем проклинать изгнанье..."
Не загадывай надолго, будь в надеждах осторожен:
Колесо судьбы коварно, поворот любой возможен.
Хусрави
С той памятной петербургской ночи прошло два года. В стране, где царила анархия, судьба опального князя и его семьи больше никто не интересовала. Юсупов с родными, покинув место ссылки, поселились в крымских имениях Ай-Тодор и Дюльбер, навсегда расставшись с мыслью вернуть оставшиеся в революционном Петрограде деньги и драгоценности. Из всех несметных сокровищ Юсуповым удалось спасти лишь то, что было на себе. Самой ценной оказалась знаменитая "Пелегрина", с которой мама, Зинаида Николаевна, не расставалась никогда.
Что довелось пережить на благодатной некогда земле древней Тавриды, Феликс старался не вспоминать. Возможно, судьба таким образом проверяла их на прочность, ведь главные испытания были еще впереди. Недаром о горькой весне 1919 года Юсупов скажет впоследствии: "Покидая Россию в этот день, 13 апреля, мы знали, что изгнание – еще не самое тяжкое из того, что ожидало нас. Но мы представить себе не могли, что и спустя тридцать два года ему не будет конца! Эмигранты смотрели с палубы "Мальборо", как исчезает крымский берег, последние пяди родной земли, которую пришлось им покинуть. Одна и та же тревога, одна и та же мысль мучила их: когда возвращенье?.. Луч солнца, прорвавшись в тучах, осветил на миг побережье, усеянное белыми точечками, в которых всяк пытался различить свое жилище, бросаемое, быть может, навеки. Очертания гор таяли. Вскоре все исчезло. Осталось вокруг бескрайнее море". Вместе с родным берегом исчезала надежда, ведь того отечества, ради которого он готов был пойти на все, больше не существовало.
Глядя вдаль, Феликс мысленно прощался с прошлым, а в памяти звучали слова крымской прорицательницы, у которой побывал незадолго до отъезда: "Не мучься, – сказала она. – Господь хранит тебя. Распутин – орудие дьявола, ты убил его, как святой Георгий дракона. Да и "старец" отныне хранитель твой..." – тогда ее слова показались странными, но в будущем он не раз убеждался в этом: сотни тех, кто не уехал из страны, поглотил безжалостный Молох революции.
Жизнь "до" и "после"
Опыт есть совокупность наших разочарований.
Поль Оге
Рим, Лондон, Париж... Как приятно было гулять по улицам этих городов в те благословенные времена, когда Феликс знал: стоит только захотеть, и несколько дней спустя он снова окажется в родном Петербурге. Теперь это казалось фантастическим счастьем, несбыточным и недостижимым. Но жизнь продолжалась, и надо было приспосабливаться к условиям изменившегося мира. Несмотря на то что денег катастрофически не хватало, Феликс Юсупов, пользуясь своим именем и связями в высших кругах европейских столиц, занялся организацией благотворительных обществ, всеми силами помогая эмигрантам, которых с каждым днем становилось все больше. А открытое им в Париже в 1924 году ателье мод стало настоящим спасением для десятков беженцев, которые обрели работу и, пусть поначалу скромный, доход. Возглавила его сестра Дмитрия, Великая княгиня Мария Павловна Романова. Бывшие наследницы старинных династий, оставшиеся без средств к существованию, теперь, освоив ремесло белошвеек, создавали изысканные наряды для парижских красавиц. "Ателье мы назвали "ИрФе", сложив первые буквы своих имен. Модельершей взяли одну русскую даму, немного эксцентричную. Средств на рекламу у нас не имелось. Ирина и несколько приятельниц наших собирались сами демонстрировать платья..." – так начиналась история одного из многочисленных проектов князя. Несколько лет спустя его филиалы появятся во французском Туке, а позже – в Берлине и Лондоне. Конечно, все это было совсем не тем, к чему лежала душа. Но даже в самое непростое время Второй мировой войны в оккупированном Париже, Феликс знал: только от него зависит судьба близких. Но главное, что бы ни происходило, рядом всегда была Ирина – его царственная жена, которая, несмотря на все тяготы и невзгоды, безропотно принимала все.
"...На окраине Отейля в конце улицы Пьер-Герен, в тупичке, мы обнаружили бывшую конюшню, превращенную в жилой дом. Дом был ветхий и без удобств, но место замечательно. Деревья и мощенный булыжником дворик", – этот "особняк", ставший на долгие годы единственной собственностью княжеской четы, тогда, в 1943-м, казался редкой удачей. Именно в нем, сидя у открытого окна, Феликс Юсупов написал первые строки своих "Мемуаров": "Это история старорусского семейства в типичной для него обстановке восточной дикости и роскоши. Начинается она у татар в Золотой Орде, продолжается в императорском дворе в Санкт-Петербурге и оканчивается в изгнании". Завершая повесть о своей жизни в сентябре 1953 года, князь писал: "Порой выйду вечером на балкон пьер-гереновского домика своего и в пригородной тишине Отейля точно слышу в дальнем парижском шуме эхо прошлого... Увижу ль когда Россию?.. Надеяться никому не заказано. Я уж в тех годах, когда не мыслишь о будущем... А все ж еще мечтаю о времени, которое, верно, для меня не придет и которое называю: "После изгнания".
Предчувствие Феликса Юсупова оказалось пророческим: он умер 27 сентября 1967 года вдали от светской суеты в маленьком парижском домике на улице Пьер-Герен. Его супруга Ирина всего на три года пережила любимого мужа, с которым, следуя однажды данному обету верности, более полувека делила горести и радости. На похоронах Юсуповых на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа им по традиции бросили горсть родной земли. Единственным человеком, которому довелось однажды побывать на родине своих предков, стала их внучка Ксения. Она, так же, как бабушка и мать, родила только одного ребенка – дочь Татьяну, возможно, надеясь разомкнуть заколдованный круг.
Вы слышали, дорогая, Феликс Юсупов все-таки оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Я всегда об этом догадывалась. А Ирина, его жена, с Григорием Распутиным... ну, вы понимаете, – торопливо говорила немолодая дама в строгом сером костюме. – Откуда я знаю? Весь город только и обсуждает эту новость: говорят, в Голливуде даже сняли фильм, который вот-вот выйдет на экраны. Я просто обязана его посмотреть!Давно пора было поставить этого выскочку на место. Подумаешь, князь! – заключила собеседница.
Весть о том, что американская компания "Метро-Голдвин-Майер" создала картину под названием "Распутин и императрица", в которой в весьма вольной форме использовались исторические факты, и правда была у всех на устах. Поэтому в день премьеры кинотеатр, расположенный на одной из центральных улиц столицы, оказался заполнен до отказа. Те же, кому не достался билет, толпились у входа. Собравшихся заботила лишь одно: какой будет реакция самого князя, виновника ажиотажа. Однако Феликс под руку с супругой Ириной появились в последний момент, когда в зале уже начал гаснуть свет, и покинули помещение, не дождавшись окончания картины. А зрители еще долго не расходились, решая: правда все это или все-таки вымысел?
"Я фигурировал под именем князя Чегодаева, Ирина названа была княжной Наташей, моей невестой, на которой женился я после скандальных перипетий: в одной сцене Ирина явно уступала домогательствам Распутина, а в другой признавалась жениху, что, потеряв честь, она его недостойна. Ложь была вопиющей. Ирина не смогла добиться запрета картины и решила возбудить против "Метро-Голдвин-Майер" иск", – напишет годы спустя Феликс Юсупов в своих "Мемуарах". Но тогда его возмутило не столько искажение исторических фактов, сколько то, что была задета честь жены, Великой княгини Ирины Александровны Юсуповой, урожденной Романовой, родной племянницы императора Николая II. "Я не хотел вспоминать прошлое", – признавался князь, но, чтобы восстановить справедливость, готов был снова вернуться к печальным событиям тех лет. Суд, проходивший в Лондоне в феврале 1934 года, удалось выиграть, но он стал еще одним поводом для любителей позлословить относительно очередной выходки князя. Однако Феликс привык к пристальному вниманию окружающих: людей привлекала таинственная история, похожая на недобрую сказку, действующими лицами которой были все представители этого древнего рода...
Семейное предание
Легенды не рождаются на ровном месте, в отличие от сплетен.
Валентин Домиль
"Основателем нашей семьи назван в семейных архивах некто Абубекир Бен Райок, потомок пророка Али, племянника Магомета. Титулы нашего предка, мусульманского владыки – Эмир эль Омра, Князь Князей, Султан Султанов и Великий Хан. Его потомки также правили в Египте, Дамаске, Антиохии и Константинополе. В конце XV века его правнук Муса-Мурза... захватил и разрушил мятежную часть Золотой орды. Сменил Муссу... хан Юсуф – один из самых сильных и умных правителей того времени", – этот рассказ, который знали наизусть все Юсуповы, был частью их достояния – такой же, как фамильные бриллианты. Но интрига состояла в том, что именно этот полулегендарный Юсуф, положивший начало "русской" ветви княжеского рода, стал невольной причиной всех бед, обрушившихся на них в будущем. В детстве Феликс заслушивался рассказами матери, Зинаиды Николаевны, которая слыла не только одной из умнейших женщин своей эпохи, но и первой красавицей при императорском дворе. Именно от нее узнал Феликс свою родословную, а заодно о том, чем прогневил своих богов легендарный Юсуф. А случилось вот что...
Ногайский хан, вопреки воле соплеменников, наладил отношения с Москвой и в течение многих лет был союзником Ивана Грозного. Даже отправил к его двору своих сыновей, которые отказались от магометанства и приняли православную веру. А этого народ хану простить уже не мог. Тогда-то, якобы, местными шаманами и было наложено проклятье, по которому из всех рожденных в одном поколении Юсуповых до двадцати шести лет доживал лишь единственный наследник. Почему именно так – осталось загадкой. Зато доподлинно известно: сбывалось оно со зловещим постоянством. Не обошло стороной и семью самой Зинаиды Николаевны, потерявшей старшего брата и младшую сестру. Вероятно, именно поэтому так переживала она о судьбе собственных мальчиков – Николая и Феликса, которым сумела передать не только редкую красоту и колоссальное состояние, но и родовое имя – Юсуповы. Выходя замуж за гвардейского офицера графа Сумарокова-Эльстона, она, как единственная продолжательница рода, получила разрешение сохранить свою фамилию. Стоит ли говорить, что в детях Зинаида Юсупова не чаяла души, оберегая их от всех бед и напастей?! После рождения первенца Николая, женщина надеялась, что второй окажется девочка. Поэтому когда в 1887 году на свет появился сын Феликс, она, следуя капризу, начала наряжать его в... кружевные платья. Возможно, именно это обстоятельство наложило отпечаток на детскую психику: поведение юного Феликса многим давало повод считать его бисексуалом. Сам он это мнение никогда не опровергал. А в числе людей, пользовавшихся его "особой симпатией", упорно называли имя Великого князя Дмитрия Романова.
Позже Феликс Феликсович не раз вспоминал, сколько переживаний доставляли родителям его выходки и строптивый характер. Мать и отец на все закрывали глаза: лишь бы их мальчики были живы и здоровы. И гнали прочь печальные мысли, тем более что двое из четверых их детей умерли в младенчестве. Однако уйти от судьбы Юсуповым не удалось и в этот раз...
В 1908-м старший брат Николай без памяти влюбился в девушку, которая уже была помолвлена с другим. Но мысль быть вместе со своей ненаглядной не оставила его и после того, как она вышла замуж. Упорство Николая привело в негодование законного супруга, который вызвал его на дуэль. И хотя история несчастной любви была известна всем домашним, накануне Зинаида Николаевна делилась с Феликсом: "Про дуэль все ложь. Николай был у меня. Они помирились. Господи, какое счастье! Я так боялась этой дуэли. Ведь ему вот-вот исполнится двадцать шесть лет!" Не исполнилось: канун рокового возраста совпал с поединком. "Наутро камердинер Иван разбудил меня... Охваченный дурным предчувствием, я вскочил с постели и ринулся к матушке. По лестнице пробегали слуги с мрачными лицами. Мне на вопросы никто ничего не ответил. Из отцовской комнаты донеслись душераздирающие крики. Я вошел: отец, очень бледный, стоял перед носилками, на которых лежало тело брата. Матушка на коленях... Когда матушка немного успокоилась, она позвала меня. Я подошел, но тут она приняла меня за Николая. Сцена была ужасна. У меня кровь в жилах стыла. Потом матушка впала в оцепененье, а очнувшись, уже не отпускала меня ни на шаг". Все это произвело на Феликса огромное впечатление, оставшись в памяти навсегда. Но время шло, и события тех печальных дней отодвинулись на второй план...
Ирина
Высшее счастье в жизни – это уверенность в том, что вас любят; любят ради вас самих, вернее сказать – любят вопреки вам.
Виктор Гюго
– Феликс, ты последний в роду Юсуповых и потому должен жениться, – сказала однажды Зинаида Николаевна, и он понял, что беззаботной жизни пришел конец. Ведь юный князь видел свое будущее совсем по-другому. "Я отвечал, что не склонен к семейной жизни и что если обзаведусь детьми, не смогу пустить состояние на проекты свои... В Москве и Петербурге мы имели дома, в которых не жили. Я мог бы сделать из них больницы, клиники, приюты для стариков. А в петербургском на Мойке... – создал бы музей с лучшими вещами из наших коллекций. В крымском и кавказском именьях открыл бы санатории. Одну-две комнаты от всех домов и усадеб оставил бы себе. Земли пошли бы крестьянам, заводы и фабрики стали бы акционерными компаниями", – именно так Феликс Юсупов надеялся распорядиться своими капиталами. Возможно, эти мечты были навеяны романтическими идеями о всеобщих свободе, равенстве и братстве, а может быть, впитаны с молоком матери, которая внушала сыновьям: "Чем больше дано вам, тем более вы должны другим. Будьте скромны. Если в чем выше других, упаси вас Бог показать им это". Неизвестно, удалось бы князю когда-нибудь реализовать свои меценатские замыслы или они растворились бы в заботах о собственном благополучии: стоял беспокойный 1913 год, и дни беспечной жизни были уже сочтены. Правда, пока об этом еще никто не знал. Зато момент, который во многом изменил ход его личной истории, был совсем близко...
"Однажды на верховой прогулке увидел я прелестную девушку, сопровождавшую даму почтенных лет. Наши взгляды встретились. Она произвела на меня такое впечатление, что я остановил лошадь и долго смотрел ей вслед. На другой день и после я проделал тот же путь, надеясь снова увидать прекрасную незнакомку. Она не появилась... Но вскоре великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ксения Александровна навестили нас вместе с дочерью своей, княжной Ириной.
Каковы же были мои радость и удивленье, когда я узнал в Ирине свою незнакомку! ...Профиль ее напоминал древнюю камею", – напишет Юсупов полвека спустя в своих "Мемуарах". А в то время его мысли были заняты только воспоминаниями о недавней встрече: "В сравненье с новым переживанием все прежние мои увлеченья оказались убоги. Понял я гармонию истинного чувства", – признавался он. А когда Великий князь Алексей Михайлович приехал однажды к родителям обсудить предполагаемый брак между своей дочерью Ириной и Феликсом, был по-настоящему счастлив, "ибо это отвечало тайным чаяньям". Когда вопрос о свадьбе был решен окончательно, молодые люди получили возможность проводить вместе все свободное время. Как признавался впоследствии Феликс Юсупов, его покорили не только изысканная внешность, ум и обаяние невесты, но и то, как спокойно она выслушала его исповедь. А покаяться будущему мужу действительно было в чем, ведь слухи о его любовных пристрастиях и бурной молодости ни для кого не были секретом. "Я рассказал ей всю жизнь свою. Нимало не шокированная, она встретила мой рассказ с редким пониманьем. Поняла, что именно противно мне в женской натуре и почему в общество мужчин тянуло меня более. Женские мелочность, беспринципность и непрямота отвращали ее точно так же. Ирина, единственная дочь, росла вместе с братьями и счастливо избегла сих неприятных качеств", – с радостью отмечал он.
С тех пор все чувства, планы и надежды были связаны исключительно с Ириной. День свадьбы назначили на 22 февраля 1914 года в Петербурге в часовне Аничкова дворца. "Подвенечный Иринин наряд был великолепен: платье из белого сатина с серебряной вышивкой и длинным шлейфом, хрустальная диадема с алмазами и кружевная фата от самой Марии Антуанетты... Для нашего будущего обустройства родители мои освободили бельэтаж в левой части дома на Мойке. Первая – бальная зала с колоннами желтого мрамора и зимним садом за аркадою в глубине. Далее большая гостиная, обтянутая шелком слоновой кости. На стенах – французская живопись XVIII века. S-образные белые с позолотой диваны обиты вышитым цветочками шелком того же светлого, что и стены, цвета. Затем моя личная гостиная. В ней мягкая мебель красного дерева с ярко-зеленой обивкой и лучевой вышивкой. На ярко-синих стенах – гобелены и полотна голландских художников. Затем аметистовая столовая..." – единственному наследнику многомиллионного состояния к роскоши было не привыкать: говорили, что с капиталами Юсуповых к тому времени могли сравниться только императорские. Медовый месяц молодожены провели во Франции: приемы и балы в Париже, путешествие по стране... Казалось, праздник жизни, которым был наполнен каждый день, никогда не закончится... Год спустя, 21 марта 1915-го родилась дочь, названная в честь матери Ириной. "Услышав первый крик новорожденной, я почувствовал себя счастливейшим из смертных", – признавался Феликс. Но старинные часы в парадном зале дома на Мойке уже начали свой отсчет: времени до рокового дня оставалось все меньше...
Fatum
Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена.
Стефан Цвейг
"Было действительно что-то особенное в его простецком облике. На святого старец не походил. Лицо лукаво и похотливо, как у сатира. Более всего поразили меня глазки: выраженье их жутко, а сами они так близко к переносице и глубоко посажены", – записал Феликс в дневнике первое впечатление от встречи с Григорием Распутиным. Тот факт, что "старец" давно и прочно завладел сердцем и умом императорской четы, ни для кого не был секретом. И хотя многие считали его шарлатаном и чернокнижником, никто не отрицал того, что Григорий Ефимович обладал особой гипнотической силой. Почувствовав безнаказанность, "старец" стал активно вмешиваться в политику, создавая распри и интриги. Говорили, что именно по его наущению в сентябре 1911 года в Киевском оперном театре был убит премьер-министр Столыпин, который боролся с распутинским произволом. Но после того как Распутину удалось остановить приступ гемофилии у царского наследника Алексея, Николай II и его супруга поверили в него, как в Бога. Сам же "целитель" не сомневался в собственной незаменимости и взялся вершить судьбы отечества, нашептывая пророчества государю и государыне. В императорском окружении многие пытались объяснить Николаю, как опасно влияние "пророка" для страны. А когда последние аргументы оказались исчерпаны, решено было убрать "старца" пусть даже ценой убийства, потому что именно в нем виделась многим причина всех бед. "Я говорил уже, что по натуре не воитель. В той внутренней борьбе, какая происходила во мне, одолела сила, мне не свойственная", – признавался Феликс Юсупов много лет спустя. Хотя тяжелая миссия казалась невыполнимой, только так, считал он, можно спасти отчизну. Местом исполнения плана выбрали... юсуповский дом на Мойке, – тот самый, где еще совсем недавно звучали музыка и смех, заздравные тосты и пожелания молодым долгих лет безоблачного счастья. Среди тех, кто взялся за исполнение приговора, кроме самого Феликса, были несколько его близких друзей, в том числе Великий князь Дмитрий. А ночью 29 декабря, в канун нового 1916 года, когда весь Петербург готовился к предстоящему Рождеству, совершилось то, что, по мнению Феликса, должно было изменить ход истории.
Однако, несмотря на строжайшую секретность, выстрел, прозвучавший в подвале особняка, не остался не замеченным. Утром государыне доложили, что Григорий Распутин не вернулся домой. Первыми подозреваемыми "в деле "старца" стали Феликс Юсупов и Дмитрий Романов. Разгневанная императрица требовала немедленно расстрелять преступников, но ее супруг ограничился высылкой: Великий князь Дмитрий отправился на турецкий фронт в Персию, а Феликс – в родовое имение. "С тяжелым сердцем сел я в вагон. Прозвенел звонок, локомотив пронзительно свистнул, перрон дрогнул, поплыл, исчез... А вскоре в зимней ночи исчез Петербург. Поезд устремился во мрак по пустым заснеженным равнинам. И погрузился я в свои грустные мысли под монотонный перестук колес..." – вспоминал он. Расставаться с тем, что Феликс так любил, было невыносимо больно: молодой князь чувствовал, что видит город детства в последний раз. Утешало лишь то, что в Ракитном его ожидала встреча с близкими. А из Петербурга летели вести одна другой тревожней. "Мир сошел с ума и погибал на глазах. В марте грянула революция..." – отмечал Юсупов, с отчаянием осознавая: его жертва не была принята небом, и то, что должно было случиться, произошло. Шел роковой 1917-й, разрушая судьбы и города, сметая все, что было дорого и любимо.
"Не будем проклинать изгнанье..."
Не загадывай надолго, будь в надеждах осторожен:
Колесо судьбы коварно, поворот любой возможен.
Хусрави
С той памятной петербургской ночи прошло два года. В стране, где царила анархия, судьба опального князя и его семьи больше никто не интересовала. Юсупов с родными, покинув место ссылки, поселились в крымских имениях Ай-Тодор и Дюльбер, навсегда расставшись с мыслью вернуть оставшиеся в революционном Петрограде деньги и драгоценности. Из всех несметных сокровищ Юсуповым удалось спасти лишь то, что было на себе. Самой ценной оказалась знаменитая "Пелегрина", с которой мама, Зинаида Николаевна, не расставалась никогда.
Что довелось пережить на благодатной некогда земле древней Тавриды, Феликс старался не вспоминать. Возможно, судьба таким образом проверяла их на прочность, ведь главные испытания были еще впереди. Недаром о горькой весне 1919 года Юсупов скажет впоследствии: "Покидая Россию в этот день, 13 апреля, мы знали, что изгнание – еще не самое тяжкое из того, что ожидало нас. Но мы представить себе не могли, что и спустя тридцать два года ему не будет конца! Эмигранты смотрели с палубы "Мальборо", как исчезает крымский берег, последние пяди родной земли, которую пришлось им покинуть. Одна и та же тревога, одна и та же мысль мучила их: когда возвращенье?.. Луч солнца, прорвавшись в тучах, осветил на миг побережье, усеянное белыми точечками, в которых всяк пытался различить свое жилище, бросаемое, быть может, навеки. Очертания гор таяли. Вскоре все исчезло. Осталось вокруг бескрайнее море". Вместе с родным берегом исчезала надежда, ведь того отечества, ради которого он готов был пойти на все, больше не существовало.
Глядя вдаль, Феликс мысленно прощался с прошлым, а в памяти звучали слова крымской прорицательницы, у которой побывал незадолго до отъезда: "Не мучься, – сказала она. – Господь хранит тебя. Распутин – орудие дьявола, ты убил его, как святой Георгий дракона. Да и "старец" отныне хранитель твой..." – тогда ее слова показались странными, но в будущем он не раз убеждался в этом: сотни тех, кто не уехал из страны, поглотил безжалостный Молох революции.
Жизнь "до" и "после"
Опыт есть совокупность наших разочарований.
Поль Оге
Рим, Лондон, Париж... Как приятно было гулять по улицам этих городов в те благословенные времена, когда Феликс знал: стоит только захотеть, и несколько дней спустя он снова окажется в родном Петербурге. Теперь это казалось фантастическим счастьем, несбыточным и недостижимым. Но жизнь продолжалась, и надо было приспосабливаться к условиям изменившегося мира. Несмотря на то что денег катастрофически не хватало, Феликс Юсупов, пользуясь своим именем и связями в высших кругах европейских столиц, занялся организацией благотворительных обществ, всеми силами помогая эмигрантам, которых с каждым днем становилось все больше. А открытое им в Париже в 1924 году ателье мод стало настоящим спасением для десятков беженцев, которые обрели работу и, пусть поначалу скромный, доход. Возглавила его сестра Дмитрия, Великая княгиня Мария Павловна Романова. Бывшие наследницы старинных династий, оставшиеся без средств к существованию, теперь, освоив ремесло белошвеек, создавали изысканные наряды для парижских красавиц. "Ателье мы назвали "ИрФе", сложив первые буквы своих имен. Модельершей взяли одну русскую даму, немного эксцентричную. Средств на рекламу у нас не имелось. Ирина и несколько приятельниц наших собирались сами демонстрировать платья..." – так начиналась история одного из многочисленных проектов князя. Несколько лет спустя его филиалы появятся во французском Туке, а позже – в Берлине и Лондоне. Конечно, все это было совсем не тем, к чему лежала душа. Но даже в самое непростое время Второй мировой войны в оккупированном Париже, Феликс знал: только от него зависит судьба близких. Но главное, что бы ни происходило, рядом всегда была Ирина – его царственная жена, которая, несмотря на все тяготы и невзгоды, безропотно принимала все.
"...На окраине Отейля в конце улицы Пьер-Герен, в тупичке, мы обнаружили бывшую конюшню, превращенную в жилой дом. Дом был ветхий и без удобств, но место замечательно. Деревья и мощенный булыжником дворик", – этот "особняк", ставший на долгие годы единственной собственностью княжеской четы, тогда, в 1943-м, казался редкой удачей. Именно в нем, сидя у открытого окна, Феликс Юсупов написал первые строки своих "Мемуаров": "Это история старорусского семейства в типичной для него обстановке восточной дикости и роскоши. Начинается она у татар в Золотой Орде, продолжается в императорском дворе в Санкт-Петербурге и оканчивается в изгнании". Завершая повесть о своей жизни в сентябре 1953 года, князь писал: "Порой выйду вечером на балкон пьер-гереновского домика своего и в пригородной тишине Отейля точно слышу в дальнем парижском шуме эхо прошлого... Увижу ль когда Россию?.. Надеяться никому не заказано. Я уж в тех годах, когда не мыслишь о будущем... А все ж еще мечтаю о времени, которое, верно, для меня не придет и которое называю: "После изгнания".
Предчувствие Феликса Юсупова оказалось пророческим: он умер 27 сентября 1967 года вдали от светской суеты в маленьком парижском домике на улице Пьер-Герен. Его супруга Ирина всего на три года пережила любимого мужа, с которым, следуя однажды данному обету верности, более полувека делила горести и радости. На похоронах Юсуповых на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа им по традиции бросили горсть родной земли. Единственным человеком, которому довелось однажды побывать на родине своих предков, стала их внучка Ксения. Она, так же, как бабушка и мать, родила только одного ребенка – дочь Татьяну, возможно, надеясь разомкнуть заколдованный круг.
Коментарі
Дописати коментар
ВАТНИКИ НЕ МОГУТ ОСТАВЛЯТЬ КОММЕНТАРИИ