Я отлично понимаю, что вызову этой репликой некоторое количество обвинений в двойной морали, а то и в грехах похуже. Но человеку, который в России хоть чем-нибудь занимается всерьез, давно уже пора привыкнуть, что любой его шаг будет встречаться дружным воем.
Раб сначала лижет, потом – топчет
У Пастернака в одном из писем есть мысль о том, что Россия помещает человека под прожектора лишь для последующего уничижения, а то и уничтожения. Так было всегда. Но рано или поздно это надоедает.
Дамы и господа, ужасно утомительна эта ваша манера сначала обеспечивать звезде режим полной вседозволенности, а потом, когда она неизбежно зарывается, кидаться топтать ее с тем же пылом, с каким за сутки до этого лизали. С политикой тут ровно та же история – сперва на брюхе, потом топчем, середины нет.
Тут, впрочем, стоит копнуть глубже. Российская политическая система, как она сложилась и в неизменности сохраняется, рассчитана главным образом на рабов, то есть на непрофессионалов. Раб тем и отличается от профессионала, что работает не ради собственной цели, не ради самосовершенствования и даже не ради светлого будущего, а за пайку. В этом смысле, кстати, советский период российской истории, как ни парадоксально, был наименее рабским, ибо при советской власти возможности профессионального становления у масс были пошире, чем до и после, а профессионала уже так просто не нагнешь, у него своя голова и гордость. Раб – тот, кто не умеет ничего конкретного, а потому годится для всего. Он умеет радоваться только чужому унижению – других поводов для счастья у него не бывает. Раб умеет только «фанатеть», а впоследствии – улюлюкать.
«Кто за педофилов, тот сам педофил!»
В Америке гигантский скандал из-за того, что Мел Гибсон копа матом послал и вслух жидов ругал: жидов у нас тут вслух ругают и вполне себе респектабельные литераторы, а коп до поры только радуется, что его посылают, лишь бы платили. Всей стране ужасно интересно, как чудит и хамит установленный на постамент народный герой. Потом он в чем-нибудь проштрафится – надо хитро чувствовать момент, потому что до поры все прощается, – и тогда пиши пропало: вместо адекватного разбора полетов начинается оргия.
Показательна была уже история с Киркоровым, но певец сам по себе настолько не способен вызвать сочувствие, что после истории с «розовой кофточкой» защищать его никто не рвался. А были уже сигналы, что толпа ведет себя как минимум не лучше Киркорова, но уж такой он специфический персонаж. Иное дело покойный Владислав Галкин – актер действительно крупный. Стоило мне в разгар его травли высказаться в том смысле, что Галкин не просто буян, что у него были причины для срыва, что нельзя человека творческого и вдобавок сверхнапряженно работающего мерить обычной меркой, как в ответ загалдели сотни негодующих моралистов: что значит – другая мерка?! Закон один для всех, все одинаковые! Кто покрывает буяна, тот сам алкаш! Сравнить это можно было только с ревом недоброжелателей Поланского, которого я тоже имел неосторожность защитить: кто за педофилов, тот сам педофил! Хотя Поланский понятия не имел, сколько лет партнерше, не был у нее первым, не насиловал ее и вообще вел себя вполне в духе тогдашнего Голливуда, где пуритан вообще-то не было.
Я никого не оправдываю, разу-меется. Но призвать к некоторому приличию все же стоит. У нас все моралисты, когда проштрафится кто-нибудь заметный. Так, например, «Наши» устраивают безобразную вакханалию вокруг признания политолога Дмитрия Орешкина, ни в чем худом не замеченного, что ему случалось давать взятки ГАИ. «Взяточник покрывает фашистов!» – иначе они теперь не выражаются. Самоутверждаться рабу не на чем, работа его плохая, рабская, по-человечески он, как правило, ничего выдающегося из себя не представляет – вот и способен ощутить собственную белоснежность только на фоне чужого позора или скандала (часто, кстати, инспирированного).
История с музыкантом Михаилом Плетневым до сих пор служит таким поводом для самоутверждения отдельных шибко нравственных персонажей, которым и невдомек, что, если бы выставить напоказ их собственную жизнь, в ней обнаружились бы истинные бездны. Проблема в том, что эти бездны никому не интересны. Порочны, к сожалению, чаще всего не гении (вопреки распространяемому бездарностями мифу), а самые что ни на есть темные люди.
Ни в одном салоне Серебряного века, ни на одной голливудской вилле не творится такого беспредела, таких звериных оргий и таких извратов, как в обычной провинциальной хрущобе либо в сельской местности, где давно пропили мозг; однако эти прелести русской жизни, слава Богу, не на виду.
Я еще раз подчеркиваю, что призываю лишь задуматься о том, что разная мерка – не попытка обезопасить элиту, а объективная реальность: люди рождаются неравными. Утверждать, будто восемнадцатилетний пианист-вундеркинд с мировым именем или гениальный молодой поэт должны служить в армии наравне со всеми – значит защищать не Родину и не демократию, а рабское представление о всеобщей заменимости. Обыватель вряд ли способен себе представить нагрузки даже самой мелкой и посредственной звезды. Особый род нагрузки – выдерживать беспрерывно устремленные на тебя взоры миллионов сограждан, которые ждут от тебя не творческого свершения, не очередной победы над собой, не успеха, в конце концов, которым всей страной можно было бы гордиться, – а только срыва. Чтобы накинуться и за все свое былое преклонение вытереть об тебя ноги.
Маньяков в искусстве меньше, чем в любой коммуналке
Я бы и дальше ради чистого самосохранения молчал на эту тему, но взорвала меня просьба одного издания: «Напишите нам про то, что все великие музыканты были извращенцами».
Не были! Не были они извращенцами, мать вашу за ногу, извините за плохой почерк! Мало того, что Чайковский и Кузмин «дороги нам не только этим» и что Мусоргский прославился не белой горячкой, а «Хованщиной»; я просто хочу напомнить, что как раз процент алкоголиков, наркоманов и секс-маньяков в мире искусств куда ниже, чем в любой коммуналке. Просто потому, что творчество – одна из функций высшей нервной деятельности, а нервная эта деятельность весьма хрупка. Алкоголик много не напишет, наркоман не сыграет, педофилия тоже довольно быстро ведет к распаду личности или по крайней мере к болезненной сосредоточенности понятно на чем. Напротив, большинство творцов отличались поразительной аскезой – некоторые, как Блок, вообще полагали, что в сексуальных связях растрачивается творческая энергия. Среди гениев необычайно много девственников, трезвенников, фанатов патологически здорового образа жизни – с уходом даже в другую крайность, вроде Вицина, помешанного на йоге, или Андерсена, избегавшего женщин. Порок не способствует творчеству, ибо для творчества нужна чистая совесть, а даже самый смрадный грешник о собственной греховности помнит. Особенно если у него все хорошо с умом и талантом – двумя вечными спутниками всякого подлинного успеха. Вот почему преступников среди творцов почти нет, вот в чем смысл формулы про гения и злодейство: запятнать совесть для музыканта – и для художника вообще – то же, что испортить любимый инструмент.
Поэтому я убедительно прошу всех поборников морали, которые топчут проштрафившегося артиста, музыканта, художника, писателя, шоумена, черта в стуле: заткнитесь! Имейте такт и сострадание помолчать. Он с собой разберется. И с ним найдется кому разобраться, помимо вас. А вы посмотрите лучше на себя, если вас не стошнит. Впрочем, если стошнит – в этом будет хоть какая-то надежда.
Раб сначала лижет, потом – топчет
У Пастернака в одном из писем есть мысль о том, что Россия помещает человека под прожектора лишь для последующего уничижения, а то и уничтожения. Так было всегда. Но рано или поздно это надоедает.
Дамы и господа, ужасно утомительна эта ваша манера сначала обеспечивать звезде режим полной вседозволенности, а потом, когда она неизбежно зарывается, кидаться топтать ее с тем же пылом, с каким за сутки до этого лизали. С политикой тут ровно та же история – сперва на брюхе, потом топчем, середины нет.
Тут, впрочем, стоит копнуть глубже. Российская политическая система, как она сложилась и в неизменности сохраняется, рассчитана главным образом на рабов, то есть на непрофессионалов. Раб тем и отличается от профессионала, что работает не ради собственной цели, не ради самосовершенствования и даже не ради светлого будущего, а за пайку. В этом смысле, кстати, советский период российской истории, как ни парадоксально, был наименее рабским, ибо при советской власти возможности профессионального становления у масс были пошире, чем до и после, а профессионала уже так просто не нагнешь, у него своя голова и гордость. Раб – тот, кто не умеет ничего конкретного, а потому годится для всего. Он умеет радоваться только чужому унижению – других поводов для счастья у него не бывает. Раб умеет только «фанатеть», а впоследствии – улюлюкать.
«Кто за педофилов, тот сам педофил!»
В Америке гигантский скандал из-за того, что Мел Гибсон копа матом послал и вслух жидов ругал: жидов у нас тут вслух ругают и вполне себе респектабельные литераторы, а коп до поры только радуется, что его посылают, лишь бы платили. Всей стране ужасно интересно, как чудит и хамит установленный на постамент народный герой. Потом он в чем-нибудь проштрафится – надо хитро чувствовать момент, потому что до поры все прощается, – и тогда пиши пропало: вместо адекватного разбора полетов начинается оргия.
Показательна была уже история с Киркоровым, но певец сам по себе настолько не способен вызвать сочувствие, что после истории с «розовой кофточкой» защищать его никто не рвался. А были уже сигналы, что толпа ведет себя как минимум не лучше Киркорова, но уж такой он специфический персонаж. Иное дело покойный Владислав Галкин – актер действительно крупный. Стоило мне в разгар его травли высказаться в том смысле, что Галкин не просто буян, что у него были причины для срыва, что нельзя человека творческого и вдобавок сверхнапряженно работающего мерить обычной меркой, как в ответ загалдели сотни негодующих моралистов: что значит – другая мерка?! Закон один для всех, все одинаковые! Кто покрывает буяна, тот сам алкаш! Сравнить это можно было только с ревом недоброжелателей Поланского, которого я тоже имел неосторожность защитить: кто за педофилов, тот сам педофил! Хотя Поланский понятия не имел, сколько лет партнерше, не был у нее первым, не насиловал ее и вообще вел себя вполне в духе тогдашнего Голливуда, где пуритан вообще-то не было.
Я никого не оправдываю, разу-меется. Но призвать к некоторому приличию все же стоит. У нас все моралисты, когда проштрафится кто-нибудь заметный. Так, например, «Наши» устраивают безобразную вакханалию вокруг признания политолога Дмитрия Орешкина, ни в чем худом не замеченного, что ему случалось давать взятки ГАИ. «Взяточник покрывает фашистов!» – иначе они теперь не выражаются. Самоутверждаться рабу не на чем, работа его плохая, рабская, по-человечески он, как правило, ничего выдающегося из себя не представляет – вот и способен ощутить собственную белоснежность только на фоне чужого позора или скандала (часто, кстати, инспирированного).
История с музыкантом Михаилом Плетневым до сих пор служит таким поводом для самоутверждения отдельных шибко нравственных персонажей, которым и невдомек, что, если бы выставить напоказ их собственную жизнь, в ней обнаружились бы истинные бездны. Проблема в том, что эти бездны никому не интересны. Порочны, к сожалению, чаще всего не гении (вопреки распространяемому бездарностями мифу), а самые что ни на есть темные люди.
Ни в одном салоне Серебряного века, ни на одной голливудской вилле не творится такого беспредела, таких звериных оргий и таких извратов, как в обычной провинциальной хрущобе либо в сельской местности, где давно пропили мозг; однако эти прелести русской жизни, слава Богу, не на виду.
Я еще раз подчеркиваю, что призываю лишь задуматься о том, что разная мерка – не попытка обезопасить элиту, а объективная реальность: люди рождаются неравными. Утверждать, будто восемнадцатилетний пианист-вундеркинд с мировым именем или гениальный молодой поэт должны служить в армии наравне со всеми – значит защищать не Родину и не демократию, а рабское представление о всеобщей заменимости. Обыватель вряд ли способен себе представить нагрузки даже самой мелкой и посредственной звезды. Особый род нагрузки – выдерживать беспрерывно устремленные на тебя взоры миллионов сограждан, которые ждут от тебя не творческого свершения, не очередной победы над собой, не успеха, в конце концов, которым всей страной можно было бы гордиться, – а только срыва. Чтобы накинуться и за все свое былое преклонение вытереть об тебя ноги.
Маньяков в искусстве меньше, чем в любой коммуналке
Я бы и дальше ради чистого самосохранения молчал на эту тему, но взорвала меня просьба одного издания: «Напишите нам про то, что все великие музыканты были извращенцами».
Не были! Не были они извращенцами, мать вашу за ногу, извините за плохой почерк! Мало того, что Чайковский и Кузмин «дороги нам не только этим» и что Мусоргский прославился не белой горячкой, а «Хованщиной»; я просто хочу напомнить, что как раз процент алкоголиков, наркоманов и секс-маньяков в мире искусств куда ниже, чем в любой коммуналке. Просто потому, что творчество – одна из функций высшей нервной деятельности, а нервная эта деятельность весьма хрупка. Алкоголик много не напишет, наркоман не сыграет, педофилия тоже довольно быстро ведет к распаду личности или по крайней мере к болезненной сосредоточенности понятно на чем. Напротив, большинство творцов отличались поразительной аскезой – некоторые, как Блок, вообще полагали, что в сексуальных связях растрачивается творческая энергия. Среди гениев необычайно много девственников, трезвенников, фанатов патологически здорового образа жизни – с уходом даже в другую крайность, вроде Вицина, помешанного на йоге, или Андерсена, избегавшего женщин. Порок не способствует творчеству, ибо для творчества нужна чистая совесть, а даже самый смрадный грешник о собственной греховности помнит. Особенно если у него все хорошо с умом и талантом – двумя вечными спутниками всякого подлинного успеха. Вот почему преступников среди творцов почти нет, вот в чем смысл формулы про гения и злодейство: запятнать совесть для музыканта – и для художника вообще – то же, что испортить любимый инструмент.
Поэтому я убедительно прошу всех поборников морали, которые топчут проштрафившегося артиста, музыканта, художника, писателя, шоумена, черта в стуле: заткнитесь! Имейте такт и сострадание помолчать. Он с собой разберется. И с ним найдется кому разобраться, помимо вас. А вы посмотрите лучше на себя, если вас не стошнит. Впрочем, если стошнит – в этом будет хоть какая-то надежда.
Коментарі
Дописати коментар
ВАТНИКИ НЕ МОГУТ ОСТАВЛЯТЬ КОММЕНТАРИИ